Лукоморья больше нет

Лукоморья больше нет,
От дубов простыл и след.
Дуб годится на паркет —
              так ведь нет:
Выходили из избы
Здоровенные жлобы,
Порубили все дубы
                на гробы.

     Ты уймись, уймись, тоска
     У меня в груди!
     Это — только присказка,
     Сказка — впереди.

Распрекрасно жить в домах
На куриных на ногах,
Но явился всем на страх
                     Вертопрах.
Добрый молодец он был:
Бабку Ведьму подпоил,
Ратный подвиг совершил —
                    дом спалил.

     Ты уймись, уймись, тоска
     У меня в груди!
     Это — только присказка,
     Сказка — впереди.

Тридцать три богатыря
Порешили, что зазря
Берегли они царя
                 и моря:
Каждый взял себе надел,
Кур завёл — и в ём сидел,
Охраняя свой удел
                не у дел.

Ободрав зелёный дуб,
Дядька ихний сделал сруб,
С окружающими туп
              стал и груб —
И ругался день-деньской
Бывший дядька их морской,
Хоть имел участок свой
                под Москвой.

     Ты уймись, уймись, тоска
     У меня в груди!
     Это — только присказка,
     Сказка — впереди.

Здесь и вправду ходит Кот, 
Как направо — так поёт,
Как налево — так загнёт
                         анекдот.
Но учёный, сукин сын:
Цепь златую снёс в торгсин
И на выручку — один 
                  в магазин.

Как-то раз за божий дар
Получил он гонорар:
В Лукоморье перегар —
                  на гектар!
Но хватил его удар!
И чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар
                      мемуар.

     Ты уймись, уймись, тоска
     У меня в груди!
     Это — только присказка,
     Сказка — впереди.

И Русалка — вот дела! —
Честь не долго берегла 
И однажды, как смогла,
                        родила —
Тридцать три же мужика
Не желают знать сынка, 
Пусть считается пока
                сын полка.

Как-то раз один Колдун —
Врун, 
      болтун 
              и хохотун —
Предложил ей как знаток
                 дамских струн:
Мол, Русалка, всё пойму
И с дитём тебя возьму...
И пошла она к ему,
        как в тюрьму.

А бородатый Черномор,
Лукоморский первый вор, —
Он давно Людмилу спёр, 
                        ох хитёр!
Ловко пользуется, тать,
Тем, что может он летать:
Зазеваешься — он хвать
                         и тикать.

     Ты уймись, уймись, тоска
     У меня в груди!
     Это — только присказка,
     Сказка — впереди.

А ковёрный самолёт
Сдан в музей в запрошлый год —
Любознательный народ
                    так и прёт!
И без опаски старый хрыч
Баб ворует, хнычь не хнычь.
Ох, скорей его разбей
                     паралич!

"Нету мочи, нету сил! —
Леший как-то недопил,
Лешачиху свою бил
                  и вопил: 
— Дай рубля, прибью а то!
Я добытчик али кто?!
А не дашь, тады пропью
                          долото!"

"Я ли ягод не носил?! —
Снова Леший голосил. —
А коры по скольку кил
                    приносил!
Надрывался издаля —
Всё твоей забавы для, 
Ты ж жалеешь мне рубля.
                      Ах ты, тля!"

И невиданных зверей,
Дичи всякой — нету ей:
Понаехало за ней
                 егерей...
Так что, значит, не секрет:
Лукоморья больше нет, 
Всё, о чём писал поэт, —
                    это бред.

     Ты уймись, уймись, тоска, 
     Душу мне не рань!
     Раз уж это — присказка,
     Значит сказка — дрянь. 
1967