В камышах просохли почки, Зацвели каштаны в Тусе Плачет розовая дочка Благородного Фирдуси: "Больше куклы мне не снятся - Женихи густой толпою У дверей моих теснятся, Как бараны к водопою. Вы, надеюсь, мне дадите Одного назвать желанным. Уважаемый родитель, Как дела с моим приданым?" Отвечает пылкой дочке Добродетельный Фирдуси: "На деревьях взбухли почки, В облаках курлычут гуси. В вашем сердце полной чашей Ходит паводок весенний, Но, увы, к несчастью ваши Справедливы опасенья. В нашей бочке мерка риса, Да и то еще едва ли Мы куда бедней, чем крыса, Что живет у нас в подвале. Но уймите, дочь, досаду, Не горюйте слишком рано. Завтра утром в засаду За сказания Ирана. За богов и за героев, За сраженье и победы. И старания утроив, Их закончу до обеда. Чтобы вился стих чудесный Легким золотом по черни, Чтобы шах прекрасной песней Насладился в час вечерний. Шах прочтет и с караваном Круглых войлочных верблюдов Нам пришлет цветные ткани И серебряные блюда. Шелк и бисерные нити, И мускат с имбирем пряным И тогда кого хотите Назовете вы желанным." В тростниках размокли кочки, Отцвели каштана в Тусе. И опять стучится дочка К благородному Фирдуси: "Третий месяц вы не спите За своим занятьем странным. Уважаемый родитель, Как дела с моим приданым? Поглядевши как пылает Огонек у вас ночами, Все соседи пожимают Угловатыми плечами." Отвечает пылкой дочке Рассудительный Фирдуси: "На деревьях мерзнут почки, В облаках умолкли гуси, Труд - глубокая криница. Зачерпнул я влаги мало И алмазов на страницах Лишь немного заблистало. Не волнуйтесь, подождите. Год я буду неустанным И тогда кого хотите Назовете вы желанным." Через год просохли кочки, Зацвели каштаны в Тусе И опять стучится дочка К терпеливому Фирдуси. "Где же бисерные нити И мускат с имбирем пряным? Уважаемый родитель, Как дела с моим приданым? Женихов толпа устала Ожиданием томиться. Иль опять алмазов мало Заблистало на страницах?" Отвечает гневной дочке Опечаленный Фирдуси: "Поглядите в эти строчки. Я за труд взялся не труся, Но должны еще чудесней Быть завязки приключений, Чтобы шах прекрасной песней Насладился в час вечерний. Не волнуйтесь, подождите, Разве каплет над Ираном? Будет день - кого хотите Назовете вы желанным". Баня старая закрылась И открылся новый рынок, На макушке засветилась Тюбетейка из сединок. Чуть ползет перо поэта И поскрипывает тише, Чередой проходят лета, Дочка ждет, Фирдуси пишет. В тростниках размокли кочки, Отцвели каштана в Тусе. Вновь стучится злая дочка К одряхлевшему Фирдуси: "Жизнь прошла, а вы сидите Над писаньем окаянным. Уважаемый родитель, Как дела с моим приданым? Вы как заяц поседели, Стали злым и желтоносым, Вы над песней просидели Двадцать зим и двадцать весен. Двадцать раз любили гуси, Двадцать раз взбухали почки. Вы оставили, Фирдуси, В старых девах вашу дочку." "Будут груши, будут фиги И халаты, и рубахи. Я вчера окончил книгу И с купцом отправил шаху, Холм песчаный не остынет За дорожным поворотом - Тридцати странников пустыни Подойдут к моим воротам." Посреди придворных, близких Шах сидел в своем серале. С ним лежали одалиски И скопцы ему играли. Шах глядел как пляшут триста Юных дев и бровью двигал. Переписанную чисто Звездочет приносит книгу: "Шаху прислан дар поэтом, Стихотворцем поседелым. Шах сказал: "Ну разве это Государственное дело? Я пришел к моим невестам, Я сижу в моем гареме. Здесь читать совсем не место И писать совсем не время. Я потом прочту записки, Не большая в том утрата." Улыбнулись одалиски, Захихикали кастраты. В тростниках просохли кочки, Зацвели каштаны в Тусе. Кличет сгорбленную дочку Добродетельный Фирдуси: "Сослужите службу ныне Старику, что видит худо. Не идут ли по долине Тридцать войлочных верблюдов?" "Не бегут к дороге дети, Колокольцы не бренчали. В поле только легкий ветер Разметает прах песчаный". На деревьях мерзнут почки, В облаках умолкли гуси И опять взывает к дочке Опечаленный Фирдуси: "Я сквозь бельма старец древний Вижу мир, как рыба в тине. Не стоит ли у деревни Тридцать странников пустыни?" "Не бегут к дороге дети, Колокольцы не бренчали. В поле только легкий ветер Разметает прах песчаный". Вот посол, пестро одетый, Все дома обходит в Тусе: "Где живет звезда поэтов, Ослепительный Фирдуси? Вьется стих его чудесный Легким золотом по черни. Падишах прекрасной песней Насладился в час вечерний. Шах в дворце своем и ныне. Он прислал певцу оттуда Тридцать странников пустыни, Тридцать войлочных верблюдов. Ткани солнечного цвета, Полосатые бурнусы... Где живет звезда поэтов Ослепительный Фирдуси?" Стон верблюдов горбоносых У ворот восточных где-то, А из западных выносят Тело старого поэта. Бормоча и приседая, Как рассохшаяся бочка, Караван встречать седая На крыльцо выходит дочка: "Ах, медлительные люди, Вы немножко опоздали. Мой отец носить не будет Ни халатов, ни сандалей, Если сшитые иголкой Платья нашивал он прежде, То теперь он носит только Деревянные одежды. Если раньше в жажде горькой Из ручья черпал рукою, То теперь он любит только Воду вечного покоя. Мой жених крылами чертит Страшный след на поле бранном, Джина близкой-близкой смерти Я зову своим желанным. Он просить за мной не будет Ни халатов, ни сандалий. Ах, медлительные люди, Вы немножко опоздали..." Встал над Тусом вечер синий И гурьбой идут оттуда Тридцать странников пустыни, Тридцать войлочных верблюдов.