В камышах просохли почки,
Зацвели каштаны в Тусе
Плачет розовая дочка
Благородного Фирдуси:
"Больше куклы мне не снятся -
Женихи густой толпою
У дверей моих теснятся,
Как бараны к водопою.
Вы, надеюсь, мне дадите
Одного назвать желанным.
Уважаемый родитель,
Как дела с моим приданым?"
Отвечает пылкой дочке
Добродетельный Фирдуси:
"На деревьях взбухли почки,
В облаках курлычут гуси.
В вашем сердце полной чашей
Ходит паводок весенний,
Но, увы, к несчастью ваши
Справедливы опасенья.
В нашей бочке мерка риса,
Да и то еще едва ли
Мы куда бедней, чем крыса,
Что живет у нас в подвале.
Но уймите, дочь, досаду,
Не горюйте слишком рано.
Завтра утром в засаду
За сказания Ирана.
За богов и за героев,
За сраженье и победы.
И старания утроив,
Их закончу до обеда.
Чтобы вился стих чудесный
Легким золотом по черни,
Чтобы шах прекрасной песней
Насладился в час вечерний.
Шах прочтет и с караваном
Круглых войлочных верблюдов
Нам пришлет цветные ткани
И серебряные блюда.
Шелк и бисерные нити,
И мускат с имбирем пряным
И тогда кого хотите
Назовете вы желанным."
В тростниках размокли кочки,
Отцвели каштана в Тусе.
И опять стучится дочка
К благородному Фирдуси:
"Третий месяц вы не спите
За своим занятьем странным.
Уважаемый родитель,
Как дела с моим приданым?
Поглядевши как пылает
Огонек у вас ночами,
Все соседи пожимают
Угловатыми плечами."
Отвечает пылкой дочке
Рассудительный Фирдуси:
"На деревьях мерзнут почки,
В облаках умолкли гуси,
Труд - глубокая криница.
Зачерпнул я влаги мало
И алмазов на страницах
Лишь немного заблистало.
Не волнуйтесь, подождите.
Год я буду неустанным
И тогда кого хотите
Назовете вы желанным."
Через год просохли кочки,
Зацвели каштаны в Тусе
И опять стучится дочка
К терпеливому Фирдуси.
"Где же бисерные нити
И мускат с имбирем пряным?
Уважаемый родитель,
Как дела с моим приданым?
Женихов толпа устала
Ожиданием томиться.
Иль опять алмазов мало
Заблистало на страницах?"
Отвечает гневной дочке
Опечаленный Фирдуси:
"Поглядите в эти строчки.
Я за труд взялся не труся,
Но должны еще чудесней
Быть завязки приключений,
Чтобы шах прекрасной песней
Насладился в час вечерний.
Не волнуйтесь, подождите,
Разве каплет над Ираном?
Будет день - кого хотите
Назовете вы желанным".
Баня старая закрылась
И открылся новый рынок,
На макушке засветилась
Тюбетейка из сединок.
Чуть ползет перо поэта
И поскрипывает тише,
Чередой проходят лета,
Дочка ждет, Фирдуси пишет.
В тростниках размокли кочки,
Отцвели каштана в Тусе.
Вновь стучится злая дочка
К одряхлевшему Фирдуси:
"Жизнь прошла, а вы сидите
Над писаньем окаянным.
Уважаемый родитель,
Как дела с моим приданым?
Вы как заяц поседели,
Стали злым и желтоносым,
Вы над песней просидели
Двадцать зим и двадцать весен.
Двадцать раз любили гуси,
Двадцать раз взбухали почки.
Вы оставили, Фирдуси,
В старых девах вашу дочку."
"Будут груши, будут фиги
И халаты, и рубахи.
Я вчера окончил книгу
И с купцом отправил шаху,
Холм песчаный не остынет
За дорожным поворотом -
Тридцати странников пустыни
Подойдут к моим воротам."
Посреди придворных, близких
Шах сидел в своем серале.
С ним лежали одалиски
И скопцы ему играли.
Шах глядел как пляшут триста
Юных дев и бровью двигал.
Переписанную чисто
Звездочет приносит книгу:
"Шаху прислан дар поэтом,
Стихотворцем поседелым.
Шах сказал: "Ну разве это
Государственное дело?
Я пришел к моим невестам,
Я сижу в моем гареме.
Здесь читать совсем не место
И писать совсем не время.
Я потом прочту записки,
Не большая в том утрата."
Улыбнулись одалиски,
Захихикали кастраты.
В тростниках просохли кочки,
Зацвели каштаны в Тусе.
Кличет сгорбленную дочку
Добродетельный Фирдуси:
"Сослужите службу ныне
Старику, что видит худо.
Не идут ли по долине
Тридцать войлочных верблюдов?"
"Не бегут к дороге дети,
Колокольцы не бренчали.
В поле только легкий ветер
Разметает прах песчаный".
На деревьях мерзнут почки,
В облаках умолкли гуси
И опять взывает к дочке
Опечаленный Фирдуси:
"Я сквозь бельма старец древний
Вижу мир, как рыба в тине.
Не стоит ли у деревни
Тридцать странников пустыни?"
"Не бегут к дороге дети,
Колокольцы не бренчали.
В поле только легкий ветер
Разметает прах песчаный".
Вот посол, пестро одетый,
Все дома обходит в Тусе:
"Где живет звезда поэтов,
Ослепительный Фирдуси?
Вьется стих его чудесный
Легким золотом по черни.
Падишах прекрасной песней
Насладился в час вечерний.
Шах в дворце своем и ныне.
Он прислал певцу оттуда
Тридцать странников пустыни,
Тридцать войлочных верблюдов.
Ткани солнечного цвета,
Полосатые бурнусы...
Где живет звезда поэтов
Ослепительный Фирдуси?"
Стон верблюдов горбоносых
У ворот восточных где-то,
А из западных выносят
Тело старого поэта.
Бормоча и приседая,
Как рассохшаяся бочка,
Караван встречать седая
На крыльцо выходит дочка:
"Ах, медлительные люди,
Вы немножко опоздали.
Мой отец носить не будет
Ни халатов, ни сандалей,
Если сшитые иголкой
Платья нашивал он прежде,
То теперь он носит только
Деревянные одежды.
Если раньше в жажде горькой
Из ручья черпал рукою,
То теперь он любит только
Воду вечного покоя.
Мой жених крылами чертит
Страшный след на поле бранном,
Джина близкой-близкой смерти
Я зову своим желанным.
Он просить за мной не будет
Ни халатов, ни сандалий.
Ах, медлительные люди,
Вы немножко опоздали..."
Встал над Тусом вечер синий
И гурьбой идут оттуда
Тридцать странников пустыни,
Тридцать войлочных верблюдов.
