(1) Этот воздух пусть будет свидетелем - Дальнобойное сердце его - И в землянках всеядный и деятельный - Океан без окна, вещество. До чего эти звезды изветливы: Все им нужно глядеть - для чего? - В осужденье судьи и свидетеля, В океан без окна вещество. Помнит дождь, неприветливый сеятель, Безымянная манна его, Как лесистые крестики метили Океан или клин боевой. Будут люди холодные, хилые Убивать, голодать, холодать, И в своей знаменитой могиле Неизвестный положен солдат. Научи меня, ласточка хилая, Разучившаяся летать, Как мне с этой воздушной могилою Без руля и крыла совладать, И за Лермонтова Михаила Я отдам тебе строгий отчет, Как сутулого учит могила И воздушная яма влечет. (2) Шевелящимися виноградинами Угрожают нам эти миры, И висят городами украденными, Золотыми обмолвками, ябедами - Ядовитого холода ягодами - Растяжимых созвездий шатры - Золотые созвездий миры. (3) Сквозь эфир десятичноозначенный Свет размолотых в луч скоростей Начинает число опрозраченный. Светлой болью и молью нулей. А за полем полей поле новое Треугольным летит журавлем - Весть летит светлопыльной дорогою - И от битвы вчерашней светло. Весть летит светопыльной дорогою - Я не Лейпциг, не Ватерлоо, Я не битва народов. Я - новое, - От меня будет свету светло. В глубине черномраморной устрицы Аустерлица погас огонек - Средиземная ласточка щурится, Вязнет чумный Египта песок. (4) Аравийское месиво, крошево, Свет размолотых в луч скоростей - И своими косыми подошвами Луч стоит на сетчатке моей. Миллионы убитых задешево Притоптали траву в пустоте, Доброй ночи, всего им хорошего От лица земляных крепостей. Неподкупное небо окопное, Небо крупных оконных смертей, За тобой - от тебя - целокупное - Я губами несусь в темноте. За воронки, за насыпи, осыпи По которым он медлил и мглил, Развороченный - пасмурный, оспенный И приниженный гений могил. (5) Хорошо умирает пехота, И поет хорошо хор ночной Над улыбкой приплюснутой швейка, И над птичьим копьем Дон-Кихота, И над рыцарской птичьей плюсной. И дружит с человеком калека: Им обоим найдется работа. И стучит по околицам века Костылей деревянных семейка - Эй, товарищество - шар земной! (6) Для того ль должен череп развиться Во весь лоб - от виска до виска, - Чтоб его дорогие глазницы Не могли не вливаться в войска. Развивается череп от жизни Во весь лоб - от виска до виска, - Чистотой своих швов он дразнит себя, Понимающим куполом яснится, Мыслью пенится, сам себе снится - Чаша чаше, отчизна - отчизне, - Звездным рубчиком шитый чепец, Чепчик счастья - шекспира отец. (7) Ясность ясеневая и зоркость яворовая Чуть-чуть красная мчится в свой дом, Словно обмороками затоваривая Оба неба с их тусклым огнем. Нам союзно лишь то, что избыточно, Впереди - не провал, а промер, И бороться за воздух прожиточный - Это слава другим не в пример. И сознанье свое затоваривая Полуобморочным бытием, Я ль без выбора пью это варево, Свою голову ем под огнем? Для того ль заготовлена тара Обаянья в пространстве пустом, Чтобы белые звезды обратно Чуть-чуть красные мчались в свой дом? Слышишь, мачеха звездного табора - Ночь, что будет сейчас и потом? (8) Наливаются кровью аорты, И звучит по рядам шепотком: - Я рожден в девяносто четвертом, Я рожден в девяносто втором... И,в кулак зажимая истертый Год рожденья с гурьбой и гуртом, Я шепчу обескровленным ртом: - Я рожден в ночь с второго на третье Января в девяносто одном. Ненадежном году, и столетья Окружают меня огнем.