В Редакции Толстого Журнала

Серьезных лиц густая волосатость
И двухпудовые, свинцовые слова:
Позитивизм, идейная предвзятость,
Спецификация, реальные права...

Жестикулируя, бурля и споря,
Киты редакции не видят двух персон:
Поэт принес Ночную песню моря,
А беллетрист — Последний детский сон;.

Поэт присел на самый кончик стула
И кверх ногами развернул журнал,
А беллетрист покорно и сутуло
У подоконника на чьи-то ноги стал.

Обносят чай... Поэт взял два стакана,
А беллетрист не взял ни одного.
В волнах серьезного табачного тумана
Они уже не ищут ничего.

Вдруг беллетрист, как леопард, в поэта
Метнул глаза: Прозаик или нет?
Поэт и сам давно искал ответа:
Судя по галстуку, похоже, что поэт...

Подходит некто в сером, но по моде,
И говорит поэту: Плач земли? ..
— Нет, я вам дал три "Песни о восходе"
И некто отвечает: Не пошли!

Поэт поник. Поэт исполнен горя:
Он думал из Восходов сшить штаны!
Вот здесь еще "Ночная песня моря",
А здесь — "Дыханье северной весны".

— Не надо, — отвечает некто в сером:—
У нас лежит сто весен и морей;.
Душа поэта затянулась флером,
И розы превратились в сельдерей.

Вам что? И беллетрист скороговоркой:
Я год назад прислал "Ее любовь".
Ответили, пошаривши в конторке:
Затеряна. Перепишите вновь.

— А вот, не надо ль?— беллетрист запнулся.—
Здесь... семь листов — "Последний детский сон".
Но некто в сером круто обернулся —
В соседней комнате залаял телефон.

Чрез полчаса, придя от телефона,
Он, разумеется, беднягу не узнал
И, проходя, лишь буркнул раздраженно:
Не принято! Ведь я уже сказал!..;

На улице сморкался дождь слюнявый.
Смеркалось... Ветер. Тусклый, дальний гул.
Поэт с Ночною песней взял направо,
А беллетрист налево повернул.

Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин.
Два жемчуга опять на мостовой...
Ах, может быть, поэт был новый Пушкин
А беллетрист был новый Лев Толстой?!

Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку —
Надуй им жабу, тиф и дифтерит!
Пускай не продают души в рассрочку,
Пускай душа их без штанов парит...